Метаметрика — Юрий Подоляка (Часть 1)
Метаметрика — Юрий Подоляка (Часть 1): Война на Украине – что происходит и когда закончится
Это интервью писалось в конце октября. Говорили мы в первой части о войне на Украине. В разных её аспектах. А еще перспективах ее окончания.
Здравствуйте, товарищи и креативные господа. Я Никита Данюк, и это студия Metametrica Live. И сюда, как обычно по традиции, мы приглашаем тех, кого вы хотите, чтобы мы пригласили. И сегодня, по вашим многочисленным просьбам, да и чего уж тут скрывать и говорить, по нашему огромному желанию сегодня выдающийся гость а именно Юрий Иванович Подоляка. Юрий, я вас приветствую!
Здравствуйте!
Юрий Иванович был у нас в гостях в Метаметрике в 2022 году в момент невероятной активности боевых действий, тогда, когда еще общество не понимало что такое специальная военная операция именно в тот момент Юрий Подоляка стал… Юрий Иванович, это моя личная точка зрения, одним из главных рупоров и просветителей в отношении того, что вообще происходит, что происходит на фронтах, какие боевые действия ведутся, какие решения принимаются. И за эти три года Юрий Подоляка из человека, который рассказывает о том, как обстоят дела на фронте, на мой взгляд, опять же, превратился в настоящего лидера общественных мнений. Человек, который в своей экспертизе, в своем анализе касается темы не только военной, но и международной, внутренней, социальной.

И о трансформации войны, о трансформации общества и об эволюции Юрия Ивановича Подоляки, Юрий, хочется с вами поговорить. Но перед тем, как мы начнем, естественно, призываю всех подписаться на все ресурсы и платформы Юрия Ивановича. Все ссылки мы, конечно, укажем в описании под роликом. Это блестящий, невероятно влиятельный телеграм-канал. Это, конечно, ресурсы на Рутубе, это ресурсы в ВК, на других платформах. Обязательно подписывайтесь!
Юрий Иванович, ну, первый вопрос у нас всегда традиционно в Метаметрике касается идентичности. Я помню, как в прошлом интервью, оно, кстати, происходило тогда в формате видеосвязи, в первую очередь это было связано с соображениями безопасности, поэтому, Юрий Иванович, спасибо огромное, что вы пришли к нам сегодня, что называется, физически ногами.
Ну, так вот, я когда сказал, что вы – журналист, военный блогер, военный журналист, вы меня поправили. Сказали, что вы таковым, в общем-то, не являетесь, и это очень нескромно. Но сейчас, если говорить о вашей идентичности, профессиональной, экспертной, как бы вы могли себя назвать?
Я в первую очередь блогер. Ну как ни крути, блог есть, значит блогер.
И не стесняетесь этого слова?
Нет, абсолютно не стесняюсь. В принципе, не важно, как тебя идентифицируют. Важно, что ты говоришь, и важно, насколько это актуально, насколько это интересно людям. Я вижу, что сейчас вообще размывается журналистика как таковая, то есть нет профессии отдельно журналист-блогер, это все начинает сливаться воедино.
Многие журналисты имеют свои блоги. Кто они, журналисты или блогеры? И то, и другое. По сути, эти профессии сливаются, поэтому я не вижу здесь никаких проблем.
Ну и вот говоря об этой эволюции, за три года из человека, который просто рассказывал людям, как вообще обстоят дела во многом, потому что кроме вас тогда ресурсов, которые об этом говорили, фактически не было…
Я уже не помню, когда это было точно.
Это был июнь 2022 года. В общем, вся страна тогда до сих пор, как мне кажется, не перестроилась информационно на военные рельсы. Многие, в общем-то, находились в состоянии фрустрации. Сейчас, по истечении трех лет, вы, как человек изнутри, можете сказать, как изменилась информационная политика? Изменилась ли она вообще, и с точки зрения военной пропаганды, которая важна и нужна, есть ли у нас успехи, можем ли мы чем-то гордиться?
Да, безусловно, они у нас есть. И она изменилась. То, что в 2022 году в начале, то, что готовилось под аналогичные события, оно показало свою неработоспособность от слова совсем. Оно не работало, оно рухнуло, эта система ничего не могла сделать. По сути, ее пришлось создавать наново. И в какой-то степени я этим занимался, и многие люди, которые потихоньку начинали понимать правила информационной войны современности, ее создают, создают до сегодняшнего дня и, я думаю, будут создавать дальше.
И, в принципе, это дает свои результаты. Если вспомните, весна 2022 года, Для того, чтобы понимать суть информационной войны, надо понимать, что это тоже война. Она имеет ровно те же законы, как и война на поле боя. Задача отстоять свою территорию, то есть мозги своего населения, и занять территорию противника, то есть занять мозги населения противоположной стороны.
Ровно то же самое происходит на поле боя. В 2022 году весной были мощнейшие атаки со стороны противника информационные. Огромное количество людей подвергалось им и успешно подвергалось, к сожалению. С большим трудом мы это отбивали.
В том числе, что я делал для того, чтобы отбить эту атаку. Задача была переключить на себя внимание аудитории. Так получилось, что благодаря тому, что мои выпуски были актуальны, мы переключили не только интерес, и внимание нашей аудитории, но и аудитории противника. Поэтому 7 апреля 2022 года мой блог на YouTube был снесен под ноль по беспределу полному, без предупреждений.
Миллионный канал!
Трехмиллионный. Снесли, и он был в стадии, кстати, еще активного роста. Каждый день там прибавлялось на тот момент 50-60 тысяч человек. Потому что, как мне потом объяснили, ты очень сильно влиять начал на территорию противника. И, соответственно, было принято там политическое решение снести твой блог. Это пожизненный бан. По беспределу, если брать правила Ютуба.
Ну, мы отбили эту атаку. Сейчас, скорее всего, уже у противника большие проблемы, потому что они играли в короткую, прошу прощения, то есть нахрапом, вбрасывая кучу всяких фейков, пытаясь нахрапом завладеть умами наших граждан.
Эта тактика, в принципе, может сработать, но в короткую, потому что в долгую все ошибки, всё враньё, которое они допускали, и всё враньё, которое от них шло, оно становилось явным. Они за эти несколько лет поменяли несколько основных спикеров. Тот же Арестович вначале был у них, да?
Террорист, включенный в нашу…
Да, он сейчас террорист, включенный в Российской Федерации в этот список. Так вот, он был ЛОМом. Потом, когда он наврался настолько, что уже просто деваться было некуда, его заменили на следующего ЛОМа. Вот мой однофамилец, Подоляк Михаил.
И постоянно вот эти ЛОМы у них меняются. Это говорит о том, что они постепенно перестают быть интересны даже для своей аудитории. Соответственно, из-за чего? Из-за вранья. Из-за того, что они проиграли свои сражения на информационном фронте.
А потому они подлежат замене. Но каждая такая замена опускала их уровень все ниже, ниже и ниже. А мы постоянно росли за эти три года. Естественно, мы уже их обошли, очень сильно обошли.
Тоже доказательств особо искать не надо. Если сейчас у противника основная проблема, как, например, людей набрать в армию. Они ничего не могут сделать. Мы, например, в конце 2023 – начале 2024 года была разработана специальная информационная операция по дискредитации вот этой тотальной мобилизации, бусификации, как ее сейчас называют. И в целом украинское население уже ненавидит все, что с этим связано. Это уже настолько очевидно, что даже в Киеве хватаются за голову, военные, хватаются за голову, нацики хватаются за голову, что с этим делать. Это тоже элемент информационной войны. Это то сражение, которое нам удалось выиграть.
И это далеко не единственное сражение информационное. Не обо всех их можно говорить, которые нам удалось выиграть.
Юрий Иванович, в том числе за, я прямо скажу, вашу жесткую позицию, смелую позицию, которую иногда не услышишь на федеральных каналах, не услышишь в отчетах чиновников, люди вам доверяют, они за вами следят и подписываются. Хочется спросить прямо: на момент февраля 2022 года я правильно понимаю, что мы проиграли информационную войну? Мы к ней были совершенно не готовы?
Я поправлю вас. Мы на нее не явились.
Мы даже на нее не явились.
Это хуже, чем проиграли.
И исходя из этого, на ваш взгляд, те перемены, которые произошли, скажу опять же, поставлю вопрос остро, произошли благодаря или вопреки государственной машине, которая, как мы знаем, очень часто бывает неповоротлива и реагирует на изменения крайне неохотно, просто потому что пусть будет все по-старому?
На самом деле здесь нельзя однозначно ответить, потому что очень сильно государственная машина изменилась. И сама меняется, это факт, но не во всех своих звеньях. То есть в каких-то звеньях она меняется, в каких-то нет. Но в целом я бы все-таки сказал, что в том числе благодаря этой работе.
Мы, когда прошлый раз с вами беседовали, мы фактически проводили такой анализ экспертный, пусть и очень короткий, по родам войск, по типам вооружения. Но, как я уже сказал, так как Юрий Подоляка намного больше сейчас, чем просто журналист, который освещает военную тематику, хочется поговорить об изменении в обществе.
Вот еще год-полтора назад в ваших постах в Телеграме, в ваших роликах я намного чаще слышал фразу о том, что Россия еще не полностью перестроилась на военные рельсы. Более того, общество не осознает, что мы на войне, на войне экзистенциальной, и исходя из этого нужно создавать реальность, принимать решения и так далее.
По истечении 3,5 лет военного конфликта, если представить вот это достижение понимания того, что мы находимся внутри ведения боевых действий, внутри войны, войны страны на уничтожение, вот этот процент, как вы считаете, он достиг каких отметок? Не знаю, 50, 60, 70, 40? Очень интересно использовать ваше мнение как барометр общественных настроений.
Знаете, война потихоньку втягивает в себя все большее и большее число российских граждан. Те же налеты дронов противника, они идут на большую глубину, естественно, люди их видят, видят их последствия, значит, оно их уже цепляет.
Раньше это касалось в первый год войны семей военнослужащих, жителей новых освобожденных и освобождаемых в тот момент регионов, ну и в какой-то степени небольшого количества пограничных регионов, в какой-то степени их касалось. В меньшей степени, чем в большей. Потом, во-первых, после проведения в осенью 2022 года частичной мобилизации, это коснулось еще, ну опять же, 300 тысяч человек было мобилизована, это члены их семьи и так далее. Это уже, по сути, несколько миллионов человек, которых война коснулась прямым образом. Это сразу был виден всплеск погружения. Потихоньку идет погружение очень многих людей, которые волонтеры, которые занимаются помощью армии.
Это огромная армия, это сотни тысяч человек, которые постоянно работают. Опять же, перестройка промышленности на военные рельсы, она тоже произведена в больше степени…
Производится, но в большей степени произведена?
Да, она в большей степени она уже проведена. Мы уже вышли на те пики по поставкам значимого количества вооружений, но которые мы вряд ли будем больше увеличивать. Некоторые мы наращиваем, как то же производство дронов, особенно дальних. И не только дальних. В основном да, она уже проведена.
Опять же, это люди, которые работают в этой сфере. Это опять же даже не сотни, наверное, тысяч, это возможно уже несколько миллионов человек и членов семей, опять же, они погружаются. Опять же, противник наносит удары по тем или иным городам. Сейчас все больше и больше. Соответственно, люди, которые живут в этих городах, тоже погружаются.
И опять же, уже отстраненность становится меньше. Тем не менее еще значимая часть нашего общества, ну, я думаю, процентов 40, оно еще не воспринимает, что идет что-то, серьезная война. Да, есть какие-то боевые действия, но меня они не касаются.
Юрий Иванович, вы обладаете уникальной возможностью, не будем это скрывать, не только замерять эти показатели, общаясь с ребятами на фронте, с бойцами, с обычными людьми, с волонтерами. Вы вхожи в кабинеты, вы знаете людей, чиновников, высокопоставленных людей со статусами, с полномочиями, с функциями. Насколько их сознание, я не могу сказать слово «милитаризировано», но насколько их сознание живет в рамках понимания того, что страна находится в состоянии войны?
Почему я об этом спрашиваю. Потому что в самом начале войны очень многие, как мне кажется, это справедливо, говорили о том, что да, война где-то там, но многие чиновники на местах до сих пор думают, что они отсидятся, что ничего не нужно менять, что будет все по-старому, и самое главное, поскорей бы это закончилось.
Встречаете ли вы таких до сих пор? Изменились ли подходы? И в этом плане общество, которое на 60% понимает, что мы ведем войну, и элита, которая принимает решения, находятся друг с другом в одной реальности, в одном мире, в одной плоскости.
Начнем с элиты и с людей, которые принимают решения.
Они, безусловно, понимают, отдают отчет, что происходит. Погруженность очень и очень высокая.
Вы на личном опыте это подтверждаете?
Да, общаюсь с конкретными людьми, с очень высокопоставленными людьми. Это действительно так. Это все. Исключений я пока не знаю.
На среднем звене, да, многие чиновники воспринимают СВО, понимают, что оно идет, но кому-то нравится, кому-то нет. Потому что давайте встанем на место чиновника, когда он, например, начинал свою карьеру в 90-х годах, когда была постановка вопроса такова: Россия заходит в мировое сообщество как кластер части мировой экономики. Соответственно, в этой мировой экономике лидерами являются Соединенные Штаты Америки, они главные, а все остальные внизу. И они под это подстраивали свою работу, воспитание своих детей, ну и, соответственно, все свои действия.
Сейчас все перевернулось. То, что они 20 с чем-то лет выстраивали вокруг себя, оно рухнуло. Очень тяжело людям от этого отказаться, соответственно, многим приходится делать выбор. Многие уезжают, многие мешают, палки в колеса вставляют, не потому что они там хорошие, плохие, а потому, что они свой выбор сделали.
То есть это же еще гражданская война. Не нужно забывать, что то, что идет сейчас на Украине, это большой гражданский конфликт на постсоветском пространстве, очередная часть горячей ее фазы, где Россия выбирает, каким она путем будет идти. По сути война идет не между двумя государствами, а двумя путями развития России. Если мы выигрываем этот конфликт, а я надеюсь так и будет, соответственно вся объединенная Россия будет двигаться в одном направлении. Если проиграем, но я пока не вижу таких вариантов, но тем не менее они возможны, не исключены еще, то вся Россия, включая и нас, пойдет совершенно другим вариантом, в который нас пытаются затащить. Ну, по сути, быть шестерками при Западе.
В этом понимании и логика действий многих чиновников. Но все большее и большее количество чиновников понимает, что во втором варианте у них тоже ничего хорошего не будет.
Поэтому и среди чиновничьего аппарата идет вот эта вот диффузия постепенно, не только в понимании, что происходит, а и в принятии того, что происходит. Нам большое спасибо, надо сказать, нашим партнерам западным, как любит говорить наш министр иностранных действий, Сергей Лавров, что они обрезали нам все и запретили нам все. И забрали у наших чиновников много чего, по сути, не дав им выбора. То есть они посадили наших многих чиновников в одну лодку со страной, не дав им никакого выбора. Это большой плюс, который уже сыграл свою роль и еще сыграет. Поэтому общество потихоньку, и элита, раньше гораздо более расшедшаяся, она потихоньку сходится. Хотя, конечно, очень медленно. Мне бы хотелось, чтобы это было быстрее, потому что я иногда слушаю то, что говорят представители нашей элиты, и мне кажется, иногда, что они вообще не понимают, в какой стране они живут.
Юрий Иванович, не могу не спросить о роли нашего президента. Когда еще не началась специальная военная операция, мы помним расширенное мероприятие, на котором присутствовали представители всех силовых ведомств, все министры, все самые статусные чиновники, по вопросу признания Донецкой Народной Республики, Луганской Народной Республики. Мы помним, там были доклады, причем это было в таком открытом формате. Мне кажется, это была блестящая информационно-психологическая операция нашего президента. Я могу ошибаться, это исключительно мои спекуляции.
Для того, чтобы публично каждый чиновник подписался под позиции, которую выражает президент, и, что называется, потом дальше не отматывал, скажу по-народному. Вы встречались с президентом?
Да.
Какова вообще роль движущая президента в изменении общества, в изменении элиты и общества? И президент еще верховный главнокомандующий и изменений нашей армии. Безумно услышать интересный ваш анализ.
Его роль основная. Никуда от этого не денешься. Он Верховный главнокомандующий.
Если бы не он, система в движении не смогла бы быть?
Не в этом дело. Она в любом случае была бы в движении. Просто вектор развития и импульс задается руководством. А у нас на самом деле от президента очень многое зависит. Так уж получилось, что многие представители нашей элиты, вот это большая проблема нашего общества, что они не любят проявлять инициативу.
Хотя, казалось бы, очевидное решение, его нужно воплощать в жизнь, но пока президент не даст команду, они этого не делают. Когда даст команду, они это, обгоняя друг друга, начинают делать. Это большая проблема нашего общества, и как заставить членов нашей элиты действовать не так, а по душе, по сердцу. Даже нормальных много людей, очень много на самом деле, но они все боятся ошибиться. Они все, ну не все, прошу прощения, многие из них боятся ошибиться и поэтому не принимают тех решений, которые надо принимать, не дожидаясь команд президента.
Вот это большая проблема, и из-за этого на самом деле у нас все происходит так медленно. К сожалению моему большому.
Когда мы говорим об этих решениях, об изменениях, Вы сказали в одном из своих интервью, что наша армия – это уже не армия 2022 года. Психологически, технически, с точки зрения боевого опыта, боевого знания и, самое главное, с точки зрения идеи.
Многие говорили о том, что в начале специальной военной операции целеполагание, почему мы там, что мы там делаем, оно не было донесено до офицеров, до личного состава. Многие не понимали, что происходит и так далее, причем люди, которые находятся под присягой, которые ведут боевые действия. Расскажите, пожалуйста, об этих изменениях, как они качественно произошли.
Во-первых, поменялись люди, потому что постоянное вливание личного состава разного изменило состав армии.
Раньше это была кадровая армия, теперь это во многом люди, которые либо заключили контракт, либо мобилизованы. Соответственно, это уже другой контингент, по другому отношению идёт. Я так скажу, пока всё-таки политическая часть работы, которая проводится в армии, она очень слабая. При всём моём уважении к людям, которые проводят её, при всем уважении к людям, которые создают систему вооружений и другие вещи, вот этот момент, к сожалению, слабый.
Политическая работа с кадрами?
Да, работа с личным составом крайне слабая. Ее пытаются местами сделать, если хороший руководитель политический, политрук назовем его так, то там сразу, ты приезжаешь в часть – и сразу видно. Вот поверьте, ты заезжаешь в какое-то расположение, уже даже говорить с бойцами не надо, просто смотришь, как живет эта часть, как люди взаимодействуют, как они ходят, что-то делают. Уже видно, производится здесь политическая работа или нет. По глазам видно. Даже говорить не надо, просто видно сразу. Да, очень много толковых ребят, которые этим занимаются, очень много подвижек есть в хорошем смысле, но не везде это, к сожалению, пока я вижу.
В случае из личного опыта наш институт в свое время делал аналитические материалы по поводу необходимости восстановления института тех самых политруков и вообще людей, которые занимаются политическим воспитанием, воспитательной работой. В силовых, это очень важно. Даже не просто в гражданских вузах, а в силовых вузах.
Это было начало 20-х годов, мы встречали невероятное сопротивление. Я правильно понимаю, что в нынешней войне современной, многонациональной, со всеми этими дронами, системами наведения, киберугрозами, составляющая идеологическая и политическая стала только выше. Хотя многие говорили о том, что никакой идеологии, никакой политики в армии быть не должно.

Понимаете, без идеологии, без понимания, почему я здесь, солдат не будет стойко удерживать свою позицию, либо не пойдет в наступление. Он не понимает, зачем ему это. А если он своим замполитом убежден, если он внутри себя это понимает, он и будет стойко стоять в обороне, он и будет наступать. Потому что люди, которые… Просто берем пример противника: сейчас у них армия наполовину, сильно больше наполовину, состоит из так называемых бусифицированных. Они фронт не держат.
По внутренним причинам, в первую очередь?
Да, они внутренне сопротивляются этому режиму. Они не хотят воевать. Они просто поставлены в безвыходное положение. Ну, чтобы вы понимали, как у них это. Они всегда пытаются сбежать. Во время учебки. Очень редко, когда получается у них сбежать. Но в основном получается им сбегать во время следования уже на линию фронта последнюю и уже при выдвижении на нулевку.
Там довольно много людей успевают сбежать. Мы смотрим каждый месяц, там 20 тысяч почти сбежавших с фронта. Это огромная цифра. При том, что там 20 плюс, меньше 30 тысяч у них каждый месяц этих бусифицированных ловят.
То есть получается, что сбегает большинство. Тем не менее когда они попадают на фронт, они попадают между двух огней: наши позиции и заградотряды.
Заградотряды существуют?
Не пехоты, это дронщики. То есть, когда они видят, что пехотинец украинский куда-то пытается убежать, его убивают. Это правило без исключения. Соответственно, если он без команды покинул свою позицию, и дронщики, а они обычно там колерованные националисты и те, которые упоротые, как их называют, вот они без всякого, без остановки их убивают. Поэтому многие бусифицированные попадают между двух огней и деваться им некогда.
Но тем не менее стойкости из-за этого больше не становится. Поэтому зачастую они при первом удобном случае сдаются в плен, если есть такая возможность. Не всегда она предоставляется. И убегают при первом удобном случае.
Если вы вспомните, начало очень мощного прорыва у нас было как раз, когда появилась «зелёнка». Это вот в районе Доброполья, Покровска. Почему так произошло? Ну кроме того, что мы смогли наступать. Я с ребятами, которые наступали, был в контакте, и они мне интересную историю рассказали. Во-первых, прорывы были сразу большие на километры. Мы, говорят, по переговорам слышим, что там позиции с людьми, когда начинают наступать, они пустые. Они сбегают. Потому что «зеленка» позволяет им прятаться от своих дронщиков. И они могут по этим же лесополкам сбежать с позиций.
Потом эти каналы они тоже смогли перекрыть, и поэтому нам тяжелее стало. Но первые дни там просто пошло бегство личного состава противника. Потому что они не хотели умирать непонятно за что. Опять же, потому что не знают, зачем им эта война.
А если мы переходим на нашу сторону, то мы тоже должны понимать, что солдат – он ведь должен идти не только за деньги. Еще должно в голову быть вложено, почему это важно для страны, для будущего детей и так далее. Это очень важный момент. К сожалению, повторю еще раз, не во всех наших частях это понимают. В очень большом количестве частей не понимают и не производят должным образом соответствующую работу, что и в конце концов в результатах мы видим.
Когда летом 2022 года мы с Юрием Ивановичем беседовали, он один из немногих, кто говорил, что для того, чтобы удержать фронт, и для того, чтобы тем более вести наступательные операции, необходимо пополнение состава количественного, в первую очередь, вооруженных сил Российской Федерации. Я не знаю, это, конечно, совпадение, но удивительным образом слова Юрия Подоляки стали пророческими.
Так это не только я говорил.
Но осенью нас ждала мобилизация, так уж совпало. Сейчас, Юрий Иванович, я ни в коем случае не претендую на то, чтобы попросить вас сделать прогноз или кого-то призвать. Но понимая, как идут дела на фронте, понимая перспективы наших противников, ситуацию внутри нашей страны, ждете ли вы в какой-то перспективе, ближайшей или, может быть, среднесрочной, новую частичную мобилизацию, либо изменение подхода к пополнению наших бойцов.
Обозначьте, пожалуйста, что такое близнесрочная и среднесрочная перспектива в вашем понимании.
Я думаю, ближнесрочная – это, конечно, год, а среднесрочная – 3-5 лет.
Нет, ну 3-5 лет – я думаю, война кончится уже к тому моменту. Если ничего принципиально не изменится, то война может тянуться дальше 2027 года. Просто у противника не будет ресурсов ее вести.
То есть 2027 год, согласно вам, это некая точка отсчета?
У нас есть все шансы ее закончить в 2026, если мы правильно воспользуемся нашими возможностями.
Если неправильно, зачастую мы до сих пор неправильно этими возможностями пользовались, то война будет продолжаться дольше. Но у нас есть возможность ее закончить в 2026 году, если мы правильно этим воспользуемся. Но пока, повторю, мы неправильно пользовались нашими возможностями, к моему большому сожалению. Поэтому имеем то, что имеем.
Мобилизация исходящих возможностей нужна?
Я пока не жду мобилизации.
А она нужна?
Понимаете, тут вопрос: “нужна” и “жду” – это разные понятия. Я просто знаю, что мы при нынешней ситуации, состоянии наших дел, если даже объявим мобилизацию, польза от этого будет чисто такая условная.
Хотя, конечно, ребята на фронте ждут замены, постоянно мы об этом говорим, списываемся. Помните проблемы с мобилизацией 2022 года? Вот так я вам скажу, они никуда не делись.
Спустя три года они никуда не делись?
Да, может что-то легче, но в основном никуда не делись. И если мы сейчас объявим такую же мобилизацию, мы столкнемся ровно с тем же самым. Хорошо это или плохо, с учетом того, что сейчас война пошла дронов, и если мы получим людей, части, подразделения отдельные, которые не имеют нормального боевого слаживания, снабжения, в первую очередь не автоматами, танками, а в первую очередь теми современными средствами ведения борьбы, которые есть, начиная с мотоциклов и заканчивая хорошими дронщиками. В таком количестве мы их вряд ли получим так быстро. Я боюсь, что это приведет к большим потерям среди этих частей, которые в конечном итоге отразятся и на внутреннем состоянии России.
Поэтому мое мнение, при всем, что солдаты на фронте нужны, их не хватает, в любой войне так, сейчас тоже не хватает, но если мы проведем мобилизацию, я не уверен, что это будет правильный выход в конечном итоге. Хотя, конечно, на фронте сразу станет легче. Но я думаю, что пока, как я понимаю настрои в политическом руководстве нашей страны, таких планов реальных нет. Планы всегда строятся, они должны быть, всегда есть. Но я пока предпосылок этому не вижу.
Юрий Иванович, не могу не спросить об образе победы. Вы, собственно, назвали 2027 год, и, конечно, это воодушевляет.
Вы уверены, что это воодушевляет? Меня не воодушевляет.
Я до этого был сторонником, может быть, пессимистичной теории, что война на Украине очень плавно перетечет в войну с НАТО, и на самом деле боевые действия могут быть продолжены.
Нет. Не перетечёт.
Я очень на это надеюсь, в этом плане действительно я на стороне оптимизма. Ну так вот по поводу 2027 года. Образ победы. У нас есть заявленные цели специальной военной операции. Все их прекрасно помнят.
И неоднократно президентом подтвержденные.
Да, как президент неоднократно об этом говорил. Вместе с тем, помимо официально заявленных публичных целей, вы же согласитесь, существуют постоянные информационные пузыри. Что победа для России это, например, полностью освобождение четырех регионов, освобожденных в административных границах своих. Для кого-то, опять же, это полностью контроль берега Днепра, вот на этой стороне нашей. Для кого-то, и есть самые смелые головы, я не хочу их судить как-то, но периодически то тут, то там все равно слышится история и про Львов, и про границу с Польшей, и далее по списку.
Юрий Иванович, для вас. Тот самый образ победы с точки зрения сухих фактов, статистики, географии, если хотите. Что это такое? Какие территории, города включают этот образ победы? И какие политические цели, достигнутые в этом образе, обязаны присутствовать?
Для начала, чтобы понимать образ победы, мы должны правильно оценить сущность этой войны. Это, еще раз повторю, гражданская война на постсоветском пространстве.
Правила ведения гражданских войн всегда едины. Победить должна только одна сторона. Пока есть две точки зрения, гражданская война не закончена.
Примеры можем приводить: Китай – Тайвань, Северная Корея – Южная Корея. То есть это территории, которые постоянно ждут продолжения этой войны. Война у них не закончена. Это бомба замедленного действия.
Она может взорваться. Просто для понимания, что такое Тайвань, Китай. Они реально вели боевые действия. Даже образование КНР, это 1949 год. Но даже после этого еще реально серьезные боевые действия продолжались лет десять. Пытались там дожать ситуацию. Потом уже это все остановилось, но опять же бомба эта под Китай заложена, и фитиль зажигается американцами. Соответственно, любое государство Украина, которое останется, оно будет ультра националистическим, оно будет всегда антироссийским. Собственно говоря, Украина в нынешнем виде создавала государство как анти-Россия, то есть противоположная Россия.
Там даже дело не в украинском национализме, там дело в том, что Западу нужна другая, послушная, ручная Россия и для них Киев – это возможность, базируясь на нем, выстроить альтернативную Россию, чтобы потом дальше проецировать ее на всю остальную Россию. Соответственно, отсюда, я это постоянно повторяю с 2022 года, любая наша полная победа включает исчезновение государства Украина с политической карты мира. Все остальное это не полная либо победа, либо не победа. В зависимости от того, где будет проведена временная стабилизация фронта.
Вот буквально несколько дней назад я у себя в блоге размещал пост о том, как относится противник к возможному перемирию и остановке войны. Там все просто и цинично: нам нужна передышка на 5 лет, сформировать новую армию и дальше броситься в войну. Поэтому окончательная победа может быть в этой войне только при исчезновении государства Украина.
Где будет проходить русско-польская граница – это второй вопрос и не такой принципиальный. Потому что Польша – это самодостаточное государство со своими интересами. Украина – это не самодостаточное государство, которое не имеет своих интересов, а которое выполняет команды хозяина. А команда хозяина, которая у него есть, всегда одна – мешать России, воевать с Россией, делать все, чтобы Россия становилась слабее. Только для этого их содержат, только для этого их взращивали.
Тогда буду говорить прощение перед уважаемой аудиторией, перед вами Юрий Иванович, в том числе используя современный язык молодежи мемов. Вот я картинки очень часто вижу в военных пабликах, в военных Телеграм-каналах. Знаете, там закрашена территория, например, четырех областей освобожденных, и там написано «проигрыш». Если закрашена еще, например, Николаевская область, Харьковская область, Днепропетровская, Одесская, написано: “Ничья”. Максимально цинично говорю, но вы поняли, о какой картинке говорю. И если, собственно, там Киев, все побережье Черного моря и, в общем-то, вся центральная Украина, то это победа.

Хочется о сценариях поговорить. Вы человек, который. реалистично подходит к вопросам, а не идеалистически, к тому, какие есть у нас возможности и ресурсы с точки зрения боевых действий. Вот расскажите о своем оптимистичном сценарии на 2027 год об окончании, срединном сценарии, ну и прошу прощения, и о негативном.
Ну, я не сказал, что именно 2027 год, я говорю, это вероятная дата.
Да, мы не привязываемся к цифре.
Хотя не исключено 2026, если мы правильно сработаем, не исключен абсолютно и 2026 год.
Вот эти три сценария, что они содержат?
Знаете, даже на украинских военных ресурсах люди, которые анализируют ситуацию, когда им начинают приводить аргументы того же их зе-президента так называемого, о том, что вот видите, русские медленно наступают, значит, они могут десятилетиями еще воевать, они крутят у виска и говорят: он дурак.
Не так считается ситуация. Вспомните Первую мировую войну. Там же фронт на западе встал в 2014 году, чуть-чуть влево, чуть-чуть вправо. А потом просто взял и рухнул. И полная безоговорочная капитуляция кайзеровской Германии.
С учетом технологических укладов нынешних и возможностей наступать, и обороны, пожалуй, нечто подобное стоит ожидать и здесь. Поэтому задача максимально ослаблять силы противника, нейтрализовать его военный потенциал, проводить в том числе серьезные информационные кампании для дискредитации режима и хотя бы пассивного противостояния тому самому режиму. И это в конечном итоге может обернуть ситуацию, как карточный домик потом развалить.
Здесь же в чем ситуация? Я уже сказал о бусифицированных, которые мечтают сбежать с фронта. Если удастся в одном месте это нейтрализовать, что они могут сбежать, и они сбегут, там может фронт посыпаться, как карточный домик. И дальше просто будет бегство за трофеями, как это было в 1918 году, когда французы с англичанами и американцами уже просто добивали кайзеровскую Германию. Даже не то, что добивали. Я читал воспоминания немецких офицеров. Там из дивизии оставалось два батальона. Причем офицеры и унтера садились за пулеметы, а вся пехота, все рядовые уже с фронта немецкие сбежали. И они просто вели арьергардные бои, чтобы союзнические армии не наступали быстро.
И такой вариант абсолютно не исключен. То есть это не так в данном случае важно, что мы выигрываем по территориям очень быстро. Важно, насколько мы можем обнулять их военный потенциал, насколько сохраняем либо наращиваем свой.
Поэтому оптимистический сценарий, он может быть, если у нас, к сожалению, пока не во всех частях научатся вести современную войну. Увы, это так. Четыре года почти войны, а во многих частях у нас до сих пор не умеют офицеры выстроить план ведения современной войны.
Там, где мы это видим, у нас результат есть. Задача какая? Даже не взять территорию. Задача при минимальных своих потерях нанести максимально возможные потери потенциалу противника. То есть, по сути, обескравливать их армию, которая рано или поздно просто может рухнуть.
Вот такой сценарий реализовать можно. То есть нам нужно упор сейчас даже делать не на численность личного состава, хотя это важно, безусловно, а на то, чтобы все подразделения нашей армии действовали как лучшие подразделения нашей армии, которые сохраняют личный состав, вводят современные средства введения войны и добивается результата.
Вот как пример, в этом году благодаря моим постам, в том числе, было заменено три командарма: 20-я армия, 3-я армия и 25-я армия. Они рядышком находятся. Лиманское направление и Северское направление. До того момента те же самые части, у противника те же самые части – мы несли там большие потери абсолютно без результата.
То есть фронт стоял там?
Фронт стоял, а мы несли там огромные потери бессмысленные. Сейчас это одно из главных угрожаемых у них направлений. Те же части у нас, те же части у противника. Но новое руководство по-другому подошло к организации ведения наступательных операций, и мы сразу получили результат.
И вот если вот эти принципы постепенно… Ну они во многих армиях есть и так, но зачастую бывают в армии уже внедрены, а в дивизии еще нет. Если вот по всей этой цепочке внедрить такие подходы, то очень быстро у нас даже при нынешней системе пополнения личного состава мы сможем быстро увеличивать разрыв численностей, соответственно, в возможностях ведения наступательных операций.
И по примеру Первой мировой войны фронт может рухнуть уже в 2026 году. Это оптимистический вариант.
Средний вариант – мы ничего не делаем. Ничего не меняем, как сейчас есть, так и есть. Что-то отобьем, заберем обратно весь Донбасс, безусловно. Разрушенный, но заберем. Нанесем противнику потери, сами понесем потери. Но в целом мы тогда будем выходить на вот тот сценарий, который вы сказали: четыре региона, в конечном итоге противник согласится нам их отдать, потому что он их реально отдаст после ведения боев. Но тем не менее он не будет обескровлен настолько, что фронт у них посыпется. Соответственно, это нейтральный вариант.
Плохой вариант – если противник найдет средства, а на самом деле сейчас все крутится вокруг того, кто из нас быстрее найдет и, соответственно, внедрит в массовое производство средства по нейтрализации дронов противника как главного оружия нанесения потерь.
Если уменьшить количество потерь от дронов в три раза, если мы его изобретем, фронт рухнет в течение полугода. Просто рухнет противник. И будет полная победа.
Супер-РЭБ или может быть это какой-то…
Не важно, они разные могут быть. Это может быть РЭБ, это могут быть физические принципы, это могут быть кинетические принципы, это все что угодно может быть. Мы сейчас не вдаваясь в детали.
У них же фронт держится благодаря вот этим дронщикам. Если мы находим средства индивидуальной защиты пехотинца на поле боя с эффективностью такой, что мы с нынешней эффективности увеличим хотя бы три раза, через полгода фронт у них рухнет.
Вы знаете, что они это ищут? И мы это ищем?
Естественно. Отсюда я вывожу вариант плохой: если они находят раньше нас и применяют, туда будет плохой вариант.
Юрий Иванович, вот раз уж заговорили о новых средствах, в том числе борьбы с дронами, и в том числе поражения, очень с вашего позволения обывательский пример хочу привести. Помню, в 2022 году также я задавал вопрос вам по поводу применения ядерного оружия, и вы, в данном случае снова пророчески, сказали о том, что мы никогда этого не сделаем, потому что последствия будут намного хуже, чем само применение. Ну, собственно, об этом говорил президент.
Да, давайте вот просто проработаем эту историю: ядерное оружие. Для чего создавалось тактическое ядерное оружие? Для прорыва фронта во время наступательной операции. То есть предполагается, что у противника эшелонированная оборона, мы наносим им ядерное поражение, и в прорыв идут наши войска.
Сейчас нет эшелонированной обороны, сейчас пехота рассыпана по одному-два человека. По кому наносить ядерный удар? Тут чисто с военной точки зрения не имеет смысла.
И, собственно, мы видим, что этот подход, сейчас даже самые буйные головы уже забыли по поводу ракет на Вашингтон, “Сарматов” на Вашингтон.
Да нет, еще я слышал, но это уже маргиналы.
Маргинальные абсолютно. Но вместе с тем, ведь президент, опять же, совсем недавно анонсировал очередную новинку нашего военно-промышленного комплекса. Все мы видели, и весь мир видел в том числе применение “Орешника” без собственно боеголовки, ну, скажем так, которая может нанести невероятный урон.
Ну, пустышки были, болванки были.
Вопрос следующий, ведь это уже не тактическое ядерное оружие, да?
Почему? Это тактическое.
Но не ядерное?
Ну, естественно, не ядерное.
И при этом, обладая этими средствами поражения, не имея, скажем так, таких перспектив, в том числе и международной реакции негативной, как с применением ядерного оружия, ударов, вот это очень важно, этим оружием не по людям, не по скоплению на фронте живой силы противника, а по инфраструктуре после одного применения не происходит. То есть это действительно связано с отсутствием (ну просто количества мало), с политической волей (мы принципиально это не делаем) либо, опять же, с теми перспективами, с которыми мы столкнемся, если мы это сделаем? То есть, я очень упрощенно говорю: мы применяем “Орешник”, и тогда Запад точно и не только “Томагавки” отправляет, а вообще все на свете отправляет на Украине. Почему до сих пор мы “Орешником” ударили только один раз?
Да вы, по сути, перечислили все причины, почему мы ударили всего один раз. Во-первых, это дорогое оружие. Например, для понимания, мы совершенствуем сейчас свои ядерные силы. Количество ракет, которые мы ставим на боевое дежурство за год, стратегических – десяток. 10 ракет.
Да, “Орешник” чуть поменьше ракета. То есть мы их можем, грубо, производить 30.
Но это единичное в любом случае производство?
Это, во-первых, дорогое производство. Одна ракета очень стоит дорого. И вообще в любой войне выигрывает тот, кто может максимально дешевым оружием нанести максимально больший ущерб противнику. То есть, например, в чем проблема противника сейчас по ПВО: сбивать наши “Герани” системами натовскими ПВО не имеет смысла. Это очень дорого и бесперспективно. В конечном итоге у них ракеты закончатся быстрее, чем у нас “Герани” и тем более “Герберы”, которые стоят несколько тысяч долларов штука, а их ракета – миллионы. Соответственно, это не имеет смысла.
И вот если потенциальный ущерб, который мы можем нанести противнику “Орешником”, будет хотя бы такой же, а лучше выше, чем стоимость “Орешника”, тогда его имеет смысл применять. Если меньше, тогда, получается, мы будем разоряться быстрее, чем противник.
Я, например, в неядерном исполнении “Орешника” с трудом представляю те цели, которые мы можем сейчас поразить на Украине. Вот реально с трудом представляю.
Поэтому его с военной точки зрения применять, если и надо, по Украине в неядерном исполнении, то буквально одна-две штуки, возможно.
И то цели найти для этого сложно?
Такие цели, да. Не случайно наносили удар по “Южмашу”, когда “Орешником” били. То есть вот такие производства. Но опять же, “Южмаш” – это колоссальное производство. И если в неядерном исполнении по нему наносить удар, то цехов там десятки. Если ты не точно попал, либо не в тот цех, ну это пустышка, ты выкинул огромные деньги в никуда. А противник, его разведка, контрразведка очень серьезно работает, как и наша, в целях вбрасывания дезинформации на нашу сторону. То есть они могут нам подбросить цель якобы. Они это постоянно делают. Мы бьем “Искандерами” по каким-то целям. Если мы, например, в пустышку – ракета тоже довольно дорогая, хотя гораздо менее дорогая, чем тот же “Орешник”. Она уйдет в пустышку, соответственно, не поразит какую-то важную цель, где может нанести большой ущерб. Цена изделия очень высока, поэтому если я и жду его применения, то в единичном, несколько экземпляров, не более того.
А вот реакция международного сообщества. Я опять же очень сильно упрощаю и огрубляю. Многие говорят о том, что это постепенное… Кстати, это ваша одна из аналогий, которая мне очень нравится. Постепенное вываривание лягушки на медленном огне, постоянное повышение градуса, ставок. Сначала боялись немцы отправить даже условно аптечки, потом появились “Хаймерсы”, “Леопарды”, дальше ракеты ATACMS. Я уж про другие вещи не говорю. И мы постоянно, я очень упрощенно говорю: «Ну, ладно, мы будем сбивать, появится, будем сбивать, не повышая при этом уровень эскалации со своей стороны». Как вы считаете, что может произойти, в результате чего мы скажем: «А, ну, у нас вообще-то тоже есть в загашниках вот такие средства, вот такие», и уровень эскалации на порядки повысится?
К сожалению, вы же сами уже ответили практически на свой же вопрос, что мы это проглатываем.
Я ответил: это значительная часть патриотического сообщества, и вы в том числе, на протяжении трех лет говорит о том, что вот эта стратегия в отношении нас работает.
Почему мало кто трогал Израиль и трогает? Потому что они сразу на любую подобную вещь дают адекватный ответ. Они не смотрят на государственные границы. Откуда, они считают, исходит угроза, туда и полетела ответная часть. Дмитрий Медведев опубликовал себя в Телеграме пост, что если крылатая ракета «Томагавк» будет лететь на территорию России, мы же не поймем, в ядерном она исполнена или нет, со всеми вытекающими.
Я понимаю, зачем это сказано, но если уж так сказано, если вдруг когда-то в США передадут Украине ракеты, и они смогут их запускать (пока это не вариант, ну, вдруг, то мы должны быть готовы, в случае, если действительно “Томагавки” полетят на территорию России, нанести удар “Калибрами” или Х-101 по американским базам за рубежом. Просто. А когда американцы скажут: “А что случилось?” А ничего не случилось. Ответ. Вот этот язык они поймут сразу. Но есть у меня такое подозрение, что мы этого не сделаем.
Можно такой вопрос, эту коллизию, мне кажется, важно разобрать. То есть мы даже по Украине не бьем так, как мы могли, а тут сразу по американским базам?
А по Украине не имеет смысла здесь бить.
Так может хотя бы показать, что мы по Украине можем?
Да американцам, хоть мы её сотрем в порошок, им плевать на это!
А вот когда Трамп говорит о том, что Россия – бумажный тигр, и за три года не смогла, может быть, он подталкивает нас, я сейчас опять же очень упрощенно говорю, поскорее самим разобраться с Украиной, чтобы это не было в повестке дня?
Трамп очень хочет, чтобы мы побыстрее разобрались с Украиной, чтобы она не мешала ему вести те войны, которые ему нужны. Ему Украина не нужна, это очевидно. Ему нужно навести порядок у себя на западном полушарии. Вон с Венесуэлой терки сейчас идут. Ему нужно разобраться с экономической гегемонией Китая. Вот это его интересует. Все остальное его не интересует. Он действительно дает нам возможность это сделать.
Но в Америке же не все Трамп решает. А решают многие разные силы. Я надеюсь, что “Томагавки” они не получат, потому что для нас это будет серьезный вызов и большие проблемы. И, к сожалению, адекватно мы не ответим на это. Будем сбивать, как и раньше, будем по частям. Американцам, Западу, на самом деле, наплевать. Им же главное, для чего это оружие создавалось, чтобы наносить удары по нам, по России. Оно выполняет свою функцию! А ответного удара не получают.
Да мы хоть сотрем, если мы вот сделаем ровненькую территорию Украины без единого строения, Западу плевать. Перебьем 10 миллионов русских на Украине – еще лучше. У них сейчас джекпот! Они столкнули между собой лбами две России, которые убивают друг друга в огромных количествах, уничтожают инфраструктуру, уничтожают всё. При этом по ним ничего не летит. Идеальная война. Мы должны это понять внутри себя. И пока они не получат какой-то ответный удар, их это будет устраивать, и они будут постоянно доваривать лягушку, добавляя огонек.

А вот по поводу этого ответного удара хочется сценарии с вами обсудить. Но ведь получается, наш ответный удар должен быть напрямую нами сделан? Все-таки я прекрасно понимаю, что “Томагавки” без американской разведки, без систем, естественно, без спутников и прочих вещей, без офицеров не летают. Но при этом используют Украину как географический плацдарм.
Но мы тогда, может быть, тоже найдем какое-то место, неспроста вы про Венесуэлу вспомнили, или, может быть, в Персидском заливе, или, может быть, в Красном море. Есть какие-то места, которые тоже можно использовать как чувствительные точки давления на Америку, при этом используя это как географическое пространство. Есть они вообще у нас на карте?
Во-первых, ни одно из правительств мира на это не пойдет. Они же понимают, что в этом случае Америка их сотрет в порошок.
Даже хуситы не будут согласны?
Не пойдут. Во-первых, хуситы – они союзники Ирана, а не наши. То есть, их прокси, а не наши. Соответственно, здесь принимает решение Иран, а не мы.
И он на это не пойдет?
И Мадуро тоже не пойдет на это. Для него это приговор.
То есть, рассказы про возвращение наших атомных подводных лодок в Гавану, в Венесуэлу или еще куда-то – это, конечно, сказки про белого бычка?
Нет, почему? Ну, зашла наша атомная подводная лодка в Гавану, и что? Что Америке от этого? Она что, ракету пустит? Нет.
Сейчас 1962-го года не будет?
Не будет. Имеется в виду, для Америки это не критично. Ну, хорошо, ну, завели вы, отлично. Тогда это оправдало наш удар по вам “Томагавком”.
Я не случайно привел пример Израиля. Израиль бьет со своей территории и заявляет: “Да, это наш ответный удар”. Вон они в Катаре несколько домов разнесли. И что?
Извинились потом, конечно. Трамп заставил позвонить.
Да, они сказали: “Ну понимаете, мы же по нужным целям ударили”. И вот точно самое здесь. Ударить и сказать: “Ну мы же не знаем, откуда этот “Томагавк” вылетел”.
Потопить эсминец американский. Откуда мы знаем, откуда этот “Томагавк” вылетел? Вот с вашего эсминца. Мы не знаем. Развести вот так руками. Хотите извинения? Хорошо, извинения.
А третьей мировой не будет?
Не будет.
Американцы не пойдут на повышение ставок?
Нет, если они дают “Томагавки”, которые бьют по России, и все понимают прекрасно.
Они дают “Томагавки”, мы отвечаем по американской базе, ну и просто по логике они должны снова ответить.
Либо не ответят, потому что это уже будет полноценная ядерная война со всеми вытекающими для всего мира. Не ответят. Это мое мнение. И после этого никаких не будет больше поставок серьезного вооружения на Украину.
По поводу как раз ядерной войны потенциальной. Знаменитая фраза, зачем нужна эта ядерная дубинка, если она никогда никем в нынешних обстоятельствах не может быть использована. Вы сторонник того, что Россия, учитывая опять же агрессивность Запада и то, что они после Украины не собираются сбавлять обороты, ну по крайней мере, судя по заявлениям западных политиков, особенно европейских и так далее, должна продемонстрировать наличие работающий эффективной ядерной триады? Что я имею в виду: 1) проведение учений; 2) публичное анонсирование, например, нового “Сармата” и так далее. Как-то показать, что мы тоже не шутим, и у нас есть, и оно работает.
Так об этом же речь. Вот то, что вы перечислили, оно никак, никоим образом не покажет нашу решимость.
Даже если учения на Новой земле проведем?
Да мы постоянно их проводим. Это ничего не показывает. Решимость показывает, если ты готов ответить ударом на удар. Если утонет один американский эсминец от наших ракет – вот это для американцев аргумент нашей решимости.
И дальше они начинают взвешивать, стоит ли ради этого эсминца начинать с русским ядерную войну с гарантированным уничтожением двух стран. Причем понимая, что мы первые начали. Или нет.
Да, будет колоссальный конфликт. Но после этого все поменяется. До этого они будут постоянно нас подваривать, подваривать, подваривать, подваривать. Почему никто не трогает КНДР? Потому что все уверены, что в случае чего все возможные ядерные боеголовки полетят в США.
В Японию, а потом в США?
Нет, в США. Малой дальности – в Японию, МБР – в США. Вот ни у кого нет даже никаких теней сомнений, и поэтому его никто не трогает.
Почему все боятся Израиля? Да потому что он показал, что как случай чего, нам плевать на границы, нам плевать на все, мы снесем Тегеран, мы что угодно снесем, но мы любой удар против нас не оставим без ответа. По Катару удар нанести? Ударим по Катару. Ударить надо будет по Стамбулу? Ударят по Стамбулу. И вот эта решимость уже всем видна и доказана, после чего все боятся их трогать. Хотя маленькие, но боятся.
А мы только говорим. Мы, если что, да лучше уже не говорить, если честно. Как президент сказал: вытащил нож – бей. Или как он сказал, если драка неизбежна, бей первым. А в моем молодости: “Вытащил нож – будь готов его применить, либо тебе его засунут в задницу”.
И вот по поводу этого, тоже хочется поговорить, не по поводу ножа в задницу, извините, за такую разрушительную фразу. Я про важное слово, которое вы сейчас в своей реплике произнесли: ответ. Что я заметил как человек, опять же, который работает в информационном пространстве. Возобновились систематические удары по объектам энергоструктуры Украины, по логистическим объектам. Начали бить по ЖД-инфраструктуре, о чем вы говорили три года назад. Но я сейчас не про это, а про подход. Каждый раз, когда наше Министерство обороны заявляет об очередном выполнении задач, я не знаю, заметили вы или нет, везде фраза «в ответ на террористические действия Украины». То есть связывают нашу возможность уничтожения вражеской инфраструктуры исключительно с тем, что наши враги бьют по нефтебазам, по заводам, по другой нашей инфраструктуре. Но мы это делаем в ответ. Этот порочный круг может быть в какой-то момент остановлен? И слово “ответ ” перестанет быть…
Я же не принимаю таких решений.
Я просто теоретически: а целесообразно было бы это с вашей точки зрения?
Разрушение инфраструктуры военной и транспортно-логистической всегда целесообразно, когда мы ведем войну. Если мы этого не делаем, значит, мы не мы не считаем, что мы ведем войну. Уже то что сейчас мы это делаем, говорит о том, что мы все-таки считаем, что мы сейчас ведем войну. Сдвиг в голове происходит у нас, что мы ведём войну. До этого мы отвечали, действительно, отвечали на действия противника.
А вот он ни в чем не церемонится, он не заморачивается. Все возможные способы нанесения нам потерь, ущерба он использует на 100%. Мы – нет.
“Черная зима” на Украине, блэкаут крупных городов, Киев, Одесса, Харьков. Несмотря на то, что там есть и наши люди, это, безусловно, чревато гуманитарной катастрофой.
Это все наши, это гражданская война. Там все наши, просто мозги у некоторых…
Учитывая, что просто некоторые люди, скорее всего, неизлечимые, и точно нужно их под суд отдать.
И таких тоже хватает.
Исходя из этого, на ваш взгляд, перспективы этой черной зимы на Украине становятся с реальными очертаниями, либо пока это не более чем сценарий?
Технически мы это организовать можем. Будем ли мы это организовать физически, зависит от политического решения.
А с точки зрения военной целесообразности, просто такой вопрос обывательский, у меня еще как не военного. С одной стороны, мне, по крайней мере, все говорят: “Слушай, Никита, там если вырубят условно все ТЭЦ, у них там столько бензиновых генераторов, дизель-генераторов, они все равно смогут дальше вести боевые действия”.
Да. Выживут.
Да, значительная часть гражданского населения окажется в условиях гуманитарной катастрофы.
Факт.
Вторая группа говорит: “Никита, ты не понимаешь, но без электричества они не смогут чинить, они не смогут использовать ЖД-инфраструктуру, они не смогут, грубо говоря…”
Ну, смогут, почему. Тепловозы-то могут бегать.
Когда по тепловозам тоже будут наносить удары. И вот, исходя из этой логики, удары, которые сейчас происходят, например, могу сказать, в тылу Украины, на западе Украины, Почему они происходят так, может быть, я не вижу в этом логики, беспорядочно?
Почему беспорядочно?
Почему не выжечь сотни километров ближайшего фронта, сделать там блэкаут, потом переместиться в сторону Днепра, потом за Днепр и только потом… Да, вопрос обывательский, но тем не менее, дойти до Западной Украины?
Вы просто не понимаете, как это работает. Вы просто очень дилетантски рассуждаете. Энергетика работает не так. У нее есть узловые точки распределения и генерации.
Вынесение узловых точек позволяет решить проблему блэкаута, создание блэкаута на той или иной территории. Выжигание площадей – вы только тратите боеприпасы абсолютно бессмысленно.
То есть нет смысла выключать только Харьков, потому что он ближе к фронту, или только Днепр, или только Сумы?
Да нет, не в этом дело. Смысл-то есть. Вопрос не в том. Вопрос, какая система эффективнее выключения. Погасить всю страну, либо погасить участок. Погасить всю страну эффективнее. Но и дольше, и сложнее, потому что советская система, она имеет очень надежный запас прочности.
И опять же, надо понимать, что ремонтировать все это позволяют ресурсы всего Запада. То есть туда свозят и трансформаторы, и прочее. В случае чего все это быстро стараются заменить, насколько это вообще возможно.
Поэтому уничтожение генерации сейчас идет. Удары идут по АЭС, по ТЭЦ. И, как я понимаю, следующим этапом будут подстанции, которые подсоединены к АЭС. Тогда, да, можно сделать блэкаут.
И после этого вероятность обрушения фронта повысится?
Нет. А с чего вы решили, что обязательно будет обрушение фронта? Даже если не будет в большом количестве энергии, они постараются всю оставшуюся энергию выдать туда, кто производит нужные, важнейшие системы вооружений.
То есть не панацея?
Ну как, это улучшит ситуацию. Вы сказали слово… Вы знаете, я инженер по образованию, и я очень трепетно слышусь словам. То есть, если бы вы сказали “обрушение”, я бы сказал, что обрушения из-за этого не будет. Если бы вы сказали: “Это сильно поможет нашей победе?”, я бы сказал: “Да, это сильно поможет нашей победе”. То есть, как вы вопрос задали, так я на него и ответил.
Железнодорожная инфраструктура – то же самое. Если вынести тепловозы, вынести электровозы либо тяговые подстанции, что одно и то же, то стратегическая перегруппировка войск будет в принципе невозможна. Это, конечно, не приведёт к обрушению моментом фронта или перспективы месяца-двух, но это сильно ее приблизит.