«Самое время» на Первом: интервью Юрия Подоляки Екатерине Стриженовой
Юрий Подоляка с начала спецоперации стал самым популярным блогером. Его канал в Телеграме насчитывает почти 3 миллиона подписчиков. В ежедневном формате он освещает и комментирует все последние события спецоперации.
Юрий родился на Украине в городе Сумы. В момент первого Майдана в 2004 он был одним из организаторов протестного движения в родном городе.
— Сегодня в России, я знаю, ассоциируется первый и второй Майдан как нечто единое целое с разницей – продолжением в 10 лет. На самом деле это были два совершенно принципиально разных Майдана. На первом Майдане не было никакой русофобии.
Мне часто задают вопрос: “Жалеете ли вы, что были на первом Майдане?” Я всегда говорю: “Нет, я не жалею, что я был на первом Майдане”. Я всегда выступал за счастье своего народа.
Подробнее
Понимая, куда движется ситуация в стране, к 2013 году начал писать авторские статьи в разные издания. В своем первом посте в социальной сети он написал о трагедии, которая случилась в его стране.
«В моей стране случилась трагедия. Люди, которых я знаю всю свою жизнь, вдруг стали зомби. Нет, это не те зомби, которых вы видели в детстве в голливудских страшилках. А самые настоящие из плоти и крови. Они ходят рядом со мной, едят, спят и даже радуются. Но меня не покидает ощущение, что я являюсь персонажем одного из фильмов-ужасов. Причем сюжет этого фильма мне известен. И как положено каждому голливудскому фильму добро должно победить зло. Но мы об этом ещё не знаем. Так же как и не знаем, КТО из нас доживет до счастливого конца».
Источник
Украинские власти возмутила деятельность Юрия Подоляки. Он вынужден был покинуть Украину и перебраться в Россию.
— Юрий, необычно видеть вас без таблички “Мир сегодня…”, без вот этой деревянной избушки…
— Как говорят некоторые: баня.
— Кому-то баню напоминает, мне – деревянную избушку. А где она вообще находится, студия ваша?
— Изначально это была севастопольская студия условно – комната, где я писал. Но потом я был вынужден покинуть Севастополь. Соответственно, то, что вы видите, например, на Первом канале – это заставка в электронном виде.
— А, то есть вы бревна с собой не перевозили?
— Нет, бревна я с собой не перевозил и табличку тоже.
— Где вы берете информацию?
— Все в свободном доступе. Редко бывает, конечно, эксклюзивная информация, которую мне доставляют мои источники, но в 99% случаев все из открытых источников. Многие люди, которые на меня подписаны в том числе, сами честно мне говорят: “Нам удобно у тебя брать информацию. Мы считаем, ты самый адекватный, поэтому мы там берем”.
— А как вы завоевали статус самого адекватного действительно? Вы работали когда-нибудь на телевидении? У вас была какая-то практика? Вы обаятельный?
— Телевидение же бывает разное. Вы, сотрудники телевидения, хорошо знаете: есть технические сотрудники и есть творческие сотрудники. Это совершенно разная работа. Я начинал свою трудовую карьеру как технический работник Сумской областной телерадиокомпании. В телекомпанию, если я не ошибаюсь, попал еще студентом.
— Что делали?
— Ремонтировал технику. Я инженер-электронщик.
— С чем вы связываете свою популярность? В начале спецоперации сколько у вас было подписчиков?
— Триста тысяч плюс-минус. Это в Ютубе.
— Вот. А сейчас такое огромное количество выросло.
— В Ютубе меня зарубили в апреле на 3 млн. 120 тысяч. Я еще в молодости где-то прочитал: “Как сделать так, чтобы тебя никогда не поймали на лжи? Надо не врать”. Но я могу заблуждаться. От этого, к сожалению, никуда не денешься. Часто бывает так: из меня пытаются вытащить какой-то ответ. Хочется человеку его услышать. Я пятнадцать кругов сделаю, но все равно не отвечу так. Это значит, что я не хочу врать.
— В повседневной жизни, не на работе вы тоже всегда правду говорите?
— Я считаю, что если обстановка требует соврать врагу, я обязательно ему совру. Потому что врага нужно вводить в заблуждение. Когда я учился, я задавал вопрос своему военруку (тогда же военруки были в школах): “Есть же устав, что нужно быть честным, бла-бла; а когда в плен попадаешь, не дай бог, тоже нужно быть честным?” – “Нет, врагу надо врать”. – “Спасибо, Григорий Макарыч, я записал: врага обманывать можно”. А подписчики – это же не враги, это мои друзья. А друзей обманывать нельзя.
— У меня ощущение, когда я вас слушаю, что вы сидите в этой своей избушке, а все происходит за стеной. Как будто вы за этим наблюдаете и проводите такой грамотный анализ, как будто вы наблюдаете за всей обстановкой. Вы вообще военному делу где-то учились?
— Нет. И не служил срочную.
— Тогда откуда у вас вот такой талант?
— Скажем так, любовь к военному делу у меня с детства. Я очень любил, интересовался военной историей и тактикой, стратегией разных войн. Историю многих войн я изучал, сравнения проводил. Мне это нравилось. Знаете, когда мне нравится, я этим занимаюсь, меня это прет, и я впитываю эту информацию, как губка воду.
— Как вы отличаете фейк от не-фейка? Потому что я думаю, что на вас с той стороны работают даже люди, которые хотят, чтобы фейк попал в ваши руки, чтобы вы его опубликовали.
— Я вам даже больше скажу: сегодня ночью я спал 4 часа именно по этой причине. В полпятого утра мне позвонил человек, выдал такую очень эксклюзивную информацию, которую я буквально сразу же оценил, что это похоже на фейк. Утром проверил — это действительно фейк. И, соответственно, не стал публиковать.
— А как вы проверили?
— Ну через свои… Там ситуация была такая…
— А, все-таки инсайдеры есть, агентура у вас есть!
— Нет, нет, нет. Просто речь шла о линии фронта, о конкретной части. У меня там просто были люди, которых я знаю. Я созвонился с ними, уточнил — оказалось, фейк. То есть это не инсайд.
— А у вас прямо есть на линии фронта люди, у которых вы можете подкорректировать что-то?
— Не везде, но есть. Не на всей части фронта.
— Они бесплатно на вас работают?
— А у меня вообще весь принцип моей работы [такой]. Блог — это процентов 20 моей работы из того, что я сейчас делаю. Все проекты, их много на самом деле, — они волонтерские по сути. То есть мы все — волонтеры страны, которые объединены единой идеей победы страны в этой [войне]. Я к этой войне отношусь как к симбиозу гражданской и отечественной войны, потому что, к сожалению, в нашу гражданскую еще не законченную, противостояние после распада Советского Союза включились внешние силы, которые становятся доминирующими, и постепенно эта гражданская война приобретает все признаки еще одной отечественной войны.
— Это ведь очень важно — найти такую форму, тональность правильную. Ведь вы же рассказываете и о наших поражениях. Вы же рассказываете правду и рассказываете обо всем. И я вот все время смотрю на вас, как вы это делаете, и понимаете, мне иногда трудно, я начинаю вытирать слезы вместе с героем. Как вы не впадаете в это? Я не знаю.
– Вы даже себе не представляете, как иногда меня это задевает, и сколько мне приходится времени потратить, чтобы записать трехминутный ролик, вот такой эмоциональный. С пятого дубля. Я же сам себя монтирую, все делаю сам. Чтобы голос не дрогнул и так далее. Потому что начинаешь говорить эту фразу, а голос дрогнул, слеза прокатилась. И начинаешь сначала. А нужно сказать так, чтобы это не дрогнуло.
— Я понимаю, что для вас это личная трагедия, что сейчас происходит.
— Да, и семейная тоже.
— Брат оказался по ту сторону баррикад. Он прямо воинствующий человек?
— Да. Он воинствующий, но в армию не идет. Боится.
— Но вы же тоже не в армии. Вы же на фронте информационном.
— Знаете, я так, как он, себя не вел. Меня воинственным назвать трудно. То есть я не призываю бить всех, убивать и так далее. Я же такого не говорю. А он, к сожалению, говорит.
— Когда разошлись ваши пути?
— Да вы знаете, мы всегда были соперниками в какой-то степени.
— Ну, это нормально.
— Да, братья-соперники. Разошлись, наверное, перед вторым Майданом, потому что он поддерживал и первый Майдан, как и я. Где-то перед вторым Майданом у нас начались противоречия, когда он выяснил мою позицию, соответственно, мы ее обсуждали, обговаривали, он тоже по политической части любил поговорить. Но тогда это не было так остро, как после февральских событий. После февральских событий его как переклинило, можно сказать. Уже с 2014 года, когда я не поддержал второй Майдан, он старался от меня дистанцироваться. Он даже никогда за те годы не поздравил меня с днем рождения (я его всегда поздравлял). То есть он старался дистанцироваться.
— Как? Вы ему пишете — он вам не отвечает?
— Когда я ему звоню и говорю, что поздравляю с днем рождения, он говорит: “Да, спасибо”, и на этом общение на год заканчивается. В этом году я не стал поздравлять его с днем рождения. В первый раз за все время.
— У вас не было разговора по душам? Вы не пытались ему объяснить, что происходит?
— Нет. Бесполезно. Я просто знаю его много лет, поэтому я знаю, что могло бы зайти, что не могло. Просто мы с ним выросли вместе и все время были рядом, поэтому мы очень хорошо друг друга знаем. Я знаю, что может воздействовать, а что не может. В данном случае этот вариант бесполезный был бы. Когда мне позвонила дочь и сказала: “Папа, меня хочет дядя Олег сдать”, я включил все свои возможности для того, чтобы ее побыстрее оттуда вытащить. И разговор с братом меня не интересовал от слова совсем, потому что в данном случае это была бы потеря времени. Я буквально в считанные дни ее вытащил за границу.
— А что значит, “он хотел ее сдать”? Как, во-первых, она узнала, что он хочет ее сдать?
— Подслушала. Они были вместе. Они уехали из города Сумы. Дочка моя в Киеве была,. Уехали к родственникам, в одном доме жили, в соседних комнатах. Дочь говорит: “Я просто слышала и подслушала разговор”.
— Послушайте, это уже просто какое-то предательство семейное!
— Ну да. И как потом уже брат объяснял отцу, таким образом он хотел воздействовать, чтобы меня заткнуть.
— Но это же его родная племянница!
— Ну вот такие моральные принципы у человека.
— А еще я знаю, что он… Ну нельзя так сказать, на отца руку поднял, но практически…
— Сдал. Да, это правда. Он сдал в СБУ, что мне помогает отец, и таким образом, отца начали таскать на допросы. После чего отец сказал: “У тебя родителей больше нет”.
— А что сейчас с папой?
— Все хорошо. Я их вытащил. Все с ними хорошо.
— Я вот так думаю про ваших родителей, для них это такая трагедия, когда два сына!..
— Да. А еще один сдает их. Поэтому для меня эта война гражданская.
— Юр, она для многих гражданская война. Поэтому очень важно то, о чем вы рассказываете. И я уверена, что многие люди сейчас слушают ваш разговор, вытирают слезы, потому что думают о своих родных, которые остались там. И с которыми они не могут общаться, которым они не могут объяснить.
— Это пройдет. На самом деле это все информационные технологии. Я тоже этим занимаюсь. Стараемся разрабатывать контрмеры, и я понимаю, как работает эта технология. Я понимаю, что когда мы разрушим тот купол и возьмем под контроль эти территории, очень быстро мы эти мозги прочистим.
— Я знаю, что еще у вас есть сын. Он где?
— Он с моей бывшей супругой.
— Там?
— Там. И они меня не любят. Но я понимаю, почему так получилось, поэтому я стараюсь вообще сейчас минимизировать это общение. Мягко говоря, даже вообще…
— А кто-то там остался с кем вы еще общаетесь, с той стороны?
— Да, конечно.
— И они понимают, читают то, что вы пишете…
— Да. Некоторые открыто и не открыто поддерживают и помогают нашей победе.
— Боже мой, как они еще живые-то?
— Со многими, к сожалению, пропали связи. Некоторые, я знаю, погибли.
— Почему получается, одни люди попали под этот купол (это ваши родные), а другие — нет? Другие не попали и черпают и другую информацию и пытаются понять.
— Критичность мышления. То есть люди, которые более-менее сформировали у себя критическое мышление, понимают причинно-следственные связи и, соответственно, могут делать относительно правильные выводы. И отсюда они выбирают сторону этой войны. А люди, которые не имеют критического мышления… К сожалению, на протяжении 30 лет сформировалось после развала Советского Союза — разрушалась система нашего образования и система критического мышления, она вычищалась, а насаждалось клиповое сознание. Клиповое сознание — с этим человеком делай все, что угодно. Именно по этой причине я и говорю: когда мы зайдем на ту территорию и вот этот купол уберем, который над ними, мы очень быстро их переформатируем. Клиповые мозги как в одну сторону форматируются, так и в другую. Но к сожалению для этих людей, они с такими мозгами уже будут жить всю свою жизнь. Уже в возрасте клиповое сознание не изменишь.
— А как давно Украина к этому начала готовиться?
— Скажем так, Украина — это инструмент. Поэтому — как давно начинали американцы к этому готовиться? Я думаю, еще до развала Советского Союза. Я же как бывший националист, я вам скажу так, я видел эту подготовку, я сам был ее частью, поэтому могу говорить о том, что я знаю. То есть уже в 80-ых годах молодежное поколение Украины уже во многом было заражено этими идеями. Они не проявлялись. Тем не менее они были очень популярны и не вызывали внутреннего протеста даже у политической элиты Украины, еще советской Украины поздней. Далеко ходить не будем, тот же Кравчук Леонид Макарович, первый президент Украины, сам признавался, что он помогал бандеровцам в детстве.
— Вот вы сказали, что вы бывший националист. А как вы сейчас оказались здесь?
— У меня все просто. Когда говорят: “Как ты на другой лагерь пришел?” я говорю: “Вы знаете, самое главное — я никогда не менял своих убеждений и своих целей. У меня цель была счастье моего народа. Когда я понял, что тот путь, которым я двигаюсь, приводит к несчастью моего народа, я просто начал идти к цели по другому пути”.
Видеовставка: Украина, 2015. «Хто не скаче, той москаль! Хто не скаче, той москаль! Хто не скаче, той москаль!»
А это один из элементов зомбирования. На самом деле он придуман не националистами украинскими. Это было давно. Если вы посмотрите старые-старые видео на Кубе – «Кто не прыгает, тот янки!» И Фидель. Они ж там часами прыгали. Это технология. Она используется разными людьми.
— А вот все помнят девочку…
— Плохо кончила, да.
— А что такое?
— Замуж вышла за такого же идиота. И там у них не срослось. И, по-моему, уехала в Европу. Очень плохо там себя чувствует. Ну, она достигла того, чего хотела. За нее надо порадоваться, но она почему-то сейчас не радуется. Она получила, как и все украинцы, не то, что думала, не то, что хотела.
— У вас паспорт украинский?
— У меня уже есть и российский, но и украинский, безусловно, тоже есть.
— А вы себя кем считаете?
— Я всегда говорю, я считаю себя украинцем, но сразу добавляю: потому что я считаю, что русские — это не национальность. Меня русские националисты за это очень люто ненавидят. Русский – это не национальность, это состояние души, в которое я тоже перешел со временем.
— Не могу вас не спросить про конфликт с Шарием. Это публичная, скажем так, перепалка.
— Он пытается попасть в русские социальные сети, стать лидером русских социальных сетей, и одновременно он начинает качать Россию на внутренний протест, на внутренний бунт. Я как боец информационной войны не могу этого допустить. Ничего личного до того момента, как Анатолий подставил моих родных, у меня не было. Даже это личное никак не влияет на то, что я пишу об Анатолии, либо о чем-то другом. Я просто доношу до людей то, что я думаю, и то, что я увидел. И на самом деле уже многие люди увидели, что Анатолий себя вот так ведет. Я просто был первый, кто на это обратил внимание, акцентировал. Возможно, на это Анатолий обижается, потому что его вскрыли. Я же не зря главный принцип взял у Конфуция: “Если ты ненавидишь, значит, тебя победили”. Это очень правильный принцип. Если ты начинаешь мешать личное, то рано или поздно эти эмоции тебя уничтожат как интеллектуала. Если ты начинаешь ставить личное, эмоции ставить выше разума, то в конечном итоге ты начнешь ненавидеть. И это будет первый шаг к твоему поражению.
— “Если ты ненавидишь, то тебя победили”. Но вот украинский народ сейчас ненавидит русский народ.
— И его из-за этого победят. Именно это и является основной причиной, почему они проиграют. Потом они станут частью русского народа. Через какое-то время.
— Я как раз думаю все время, когда вижу, как вы информацию выкладываете, как вы комментируете, и у нас на канале часто: это нужно, во-первых, быть в постоянной готовности, постоянно должно быть о чем рассказать. У вас есть какая-нибудь личная жизнь?
— Хороший вопрос. Вы знаете, к сожалению, это пришлось принести в жертву.
— Вы сейчас свободный человек?
— Абсолютно.
— То есть вы завидный жених?
— Не знаю. Но я не считаю. Я недавно с одним из своих друзей – женщиной (именно друзей, в хорошем смысле) общался, она тоже озаботилась этой проблемой. Я ей говорю: “А ты представляешь, какая каторга предстоит этой женщине, которая решит связать со мной свою судьбу? Ты встань на ее место.” — “Да. С твоим образом жизни это — каторга”.
— Ох. Я не цыганка, но боюсь, что ваше одиночество на этом закончится.
— Не исключено. Но цыган я тоже уважаю, потому что одна цыганка мне когда-то очень интересные вещи нагадала. Я ей не поверил, а потом оказалось, что это правда.
— Что нагадала?
— Не скажу.
— Юрий!
— Еще не все исполнилось.
— А вы можете сказать то, что исполнилось?
— Нет, не хочу, это личное. У меня просто бабушка, она была, можно сказать, ведуньей, она лечила людей молитвами. И некоторые вещи мне передались, я многие вещи, которые случатся, самые главные в моей жизни, знал наперед. Поэтому цыганка — это так, частичное дополнение к этому всему было. Я тоже пытался понять, почему кому-то это дается, кому-то — нет. А потом постепенно, когда эти вещи сбывались, зачастую нехорошие, я понимал, что это знание мне помогло это преодолеть, потому что когда это случилось, я был уже морально к этому подготовлен. И, наверное, хорошо, потому что если бы я не был морально к этому подготовлен, неизвестно какова бы была моя реакция и, соответственно, последующие действия. На самом деле это очень тяжелый крест — знать свое будущее, даже в каких-то деталях. Я не хочу детали называть, но это очень тяжелый крест. Как говорится, врагу не пожелаешь. Но зачастую это помогает потом в жизни.
— Я теперь буду еще внимательнее относиться к вашим прогнозам!
— Прогнозы я свои не строю на этом. Возможно, какая-то интуиция в данном случае работает, я не знаю. Я себя не изучаю. Вот смотрите, я объясню один момент, один эпизод. 2014 год. Случилось 2 мая. Я 3 мая написал свой пост (любой желающий в ЖЖ его найдет) о том, как я думаю. Тогда еще мало было информации, никто не знал. Оказалось, большинство из того, что я предположил, оказалось правдой. Так вот, именно вот этот пост мне просто заходил, и я писал. Не было никакого анализа. Конкретно этот.
— Сейчас самое время сказать самые главные слова.
— Единственное, что могу сказать, это то, что борьба, которая у нас сейчас идет, эта война рано или поздно закончится, мы победим. К сожалению, не без потерь, это, я думаю, все понимают. Но другого пути у нас просто нет. На кону стоит ровно то же самое, что в 1941 году, 1812-ом, 1612-ом. То есть на кону стоит наше будущее. Будущее наших детей, будущих поколений. На самом деле сейчас стоит даже будущее всего мира. И мы просто не имеем права эту борьбу проиграть.
— Это было «Самое время» Юрия Подоляки. Время покажет, кто есть кто, и расставит все на свои места.
Ссылка на видео: https://rutube.ru/video/85a271acc8b0d6a3ecdc419d0d18f045/